ДОБИН Владимир, поэт, журналист, автор пяти книг, в том числе стихотворений и поэм "Христос" (1989), "Полдень" (1995), "Поздний свет" (1995), "Горькое вино" (1998). Член Союза журналистов СССР и Союза журналистов Израиля. Член международного Пен-клуба. Лауреат премии Союза журналистов СССР. В Израиле с 1992 г. Dobin Vladimir, Haavot str. 20/6, Rischon Lezion, 75323, tel.03-9670442
ВЛАДИМИР ДОБИН
ПАЛЬМА
Она поднимается выше и выше -
и тонких осин,
и плакучих берез,
и звон колокольный уже не услышишь,
и всхлипов юродивых не разберешь.
Вокруг нее мир без конца и без края -
хоть, судя по карте, он узок и мал:
от знойных песков золотого Синая
всего ничего до зазубренных скал.
Вы веток и листьев на ней не ищите -
лишь перья индейца, летящие ввысь.
Но вечное солнце над нею - в зените,
и вечные звезды над нею сошлись.
Откуда в природе берется такое,
на пламя похожее или на перст,
что даст тебе вдруг ощущенье покоя,
заставит тебя оглядеться окрест?
Я словно бы ждал только этого знака -
вот в этой, нахлынувшей вдруг тишине,
и всё, что случится со мною, - во благо,
а что не случится - во благо вдвойне.
5 июля 2002 г.
***
Из всего, что потом случится,
Ты не выберешь ничего,
ничего - по воле Твоей.
Теилим, Kнига I
Это солнце так зло лучится,
словно мир - на исходе дней.
Из всего, что с нами случится,
ничего - по воле Твоей.
Лишь случайности,
нестыковки,
недомолвки, обман и бред.
И не сношены все обновки,
на все стороны хода нет.
Отворите ворота шире -
свет всё высветил и потух.
Пусть у них, в их подлунном мире
во всё горло кричит петух.
Нам, бежавшим сюда, негоже
духом падать в тяжелый час.
Верим, Господи,
верим. Боже,
Ты и здесь не оставишь нас.
1 декабря 2002 г.
***
Распахнуты окна,
открыты все двери -
еще не сосчитаны наши потери,
но пусть они знают -
покуда мы живы,
в морях не затихнут приливы-отливы,
и небо не станет молчащим и серым,
и ветер не кончит гулять по карьерам,
и пальмы согнутся под тяжестью фиг,
наступит ярчайший,
наступит сладчайший
миг нашей победы -
пленительный миг.
7 января 2003 г.
***
Когда бы этот город вдалеке
построен был у моря на песке,
верней, не так - а просто из песка,
я за него не дал бы пятака.
Когда бы эта юная страна
была лишь на бумаге создана,
то я вот этот ворох чертежей
назвал бы вряд ли родиной своей.
Но как еще могу я называть
вот этот край,
где столько нам страдать,
и жить - любя,
и ненавидя - жить,
и всё-таки судьбу благодарить?
15 января 2003 г.
***
Полукругом меня обступают дома,
и уже отступает во тьму полутьма,
и вдруг кажется мне:
за горбатым мостом
где-то рядом с Гоморрой
проснулся Содом.
Утром улицы эти так были тихи.
Кто же снова впечатал в брусчатку шаги?
Чьи гортанные крики прорезали ночь?
Не бежать,
и не спрятаться,
и не помочь.
Как же дружно дубасят они по столу!
Словно снова затеяли ту же игру,
снова кружки взлетают и пена кипит,
снова мы здесь - жиды:
ты - жидовка,
я - жид.
С географией был я со школы в ладу,
как же смог вдруг из Праги
перейти по мосту
прямо в Мюнхен ночной -
не заметив почти,
что мы снова в пути?
19 января 2003 г.
***
Устойчив стол - на четырех ногах.
Слепой бредет, как и привык, впотьмах.
Глухой в своей упрямой тишине
всегда с самим собой наедине.
Так прочно скроен этот мир земной...
Но что же там, за этой тишиной?
Кого увижу в той кромешной тьме?
Кто за столом откроет душу мне?
21 января 2003г.
***
Сообщений принято - одно.
До сих пор не читано оно.
Видно, я не тороплюсь узнать,
что мне мама хочет подсказать.
А возможно, это от жены -
вот кого мы слушаться должны.
Но нажать на кнопку недосуг -
все сегодня валится из рук.
Или это, может, наконец,
с того света позвонил отец -
я всегда, что так случится, знал
и не верил все-таки и ждал.
Почему же?.. Боже, почему
я не знаю, что сказать ему?
13 февраля 2003г.
У СИОНСКИХ ВОРОТ
1.
Я не знаю, как выглядел
тот древнеримский солдат,
о котором черкнул пару строк
Тит в письме Беренике:
мол, ему не забыть этот мутный,
по-бычьи насупленный взгляд...
Если б он пригляделся,
заметил бы темные блики
на сверкающем шлеме,
впервые надетом в поход,
на блестящем щите,
еще чистом - без грязи и крови.
Что там Рим? И куда
так упрямо их Флавий ведет
и всё время талдычит,
наготове чтоб быть, наготове?..
Этот красный, закатный,
невесть когда вспыхнувший свет
всё вокруг заливает
таким первозданным сияньем,
будто, кроме него,
ничего в этом мире и нет:
ни прощенья - вчистую,
ни навеки - кто мог бы подумать?
прощанья.
Только, может быть, ночью
у древних Сионских ворот,
словно тень промелькнет
и исчезнет как можно скорее,
то ли девушка в белом,
то ли с белыми цицес из-под
домотканной рубахи
седой праотец иудея.
И покажется вдруг
всё напрасным, никчемным,
и Рим,
предвкушавший победу, и славу,
и честь, и удачу,
вопреки предсказаньям
захлебнется бесславьем своим
и свои легионы
вот здесь, в Иудее, оплачет.
От степей иберийских
до нильских зыбучих песков,
от германских лесов
до бескрайних просторов Синая
всюду смерть . . .
Только здесь, в Иудее,
еще не погибла любовь
и надежда - кто мог бы подумать?
опять оживает.
Я не знаю, как выглядел
тот древнеримский народ.
Он ушел в никуда...
А мы здесь - у Сионских ворот.
2.
Так вот он почему,
в исподнем и небрит,
оправившись едва
после вчерашней пьянки,
ругает вечный Рим
и цезаря хулит,
как будто от него,
а вовсе не от Бьянки
зависит, как прожить
и наступивший день
и тот недолгий век,
что отпустили боги.
Опять приснился Тит...
И как ему не лень
годами грязь месить
и прорубать дороги?
А дождь всё льет и льет,
как будто белый свет
сошелся клином там,
в проклятой Иудее.
Опять приснился Тит -
нигде покоя нет -
безумец -
от его навязчивой идеи.
На кой они сдались
с их пейсами до плеч,
с их Храмом до небес,
с их непонятной речью?
А вдруг не врут, что Бог
их обещал беречь,
и землю эту им
он подарил навечно?
А, впрочем, от судьбы
не скроешься нигде.
Уж как был крут отец,
а где его когорты?
Как воронье кричит...
Наверное, к беде.
Опять приснился Тит.
Опять приснился мертвый.
3.
Нет, нет и нет!
Нет, Флавий, ты не прав.
Совсем не пьянство и не дикий нрав
тебя лишат и жизни, и престола.
Пропойц похлеще знал великий Рим,
и от безумцев не был он храним -
ни женского, ни мужеского пола.
Когда бы вправду за пороки нас
судьба карала, свой последний час
мог предсказать бы даже и бродяга.
Нет, нет и нет!
В кромешной тьме веков,
в кострах из книг,
в крови черновиков
не отыскать таинственного знака.
Ты не забыл, как сдох твой братец Тит?
Он тоже верил, что его хранит
броня от слез еврейских и проклятий.
Но иудейский Бог неумолим,
и только он решает, Элоим,
прощать ли нас за эту жизнь, карать ли...
Какая мука, обжигая рот
струей смертельной,
ждать, пока придет
последний самый миг...
Невыносимо...
Но высший смысл в том именно и есть,
что ты ушел в мучениях, а здесь
горят в ночи огни Иерусалима.
4 марта 2003 г.
ВОЛШЕБНАЯ РОЩА
Эту землю, как странно, ни с чем не сравнить,
Мои корни оплавлены знойным песком.
Крона стянута ветром, как сноп золотой,
словно из Зазеркалья я вернулся домой.
В твоих ветках колибри с рассвета снуют,
и краснеют бутоны, и осы жужжат.
Словно сжалилось небо над нами с тобой,
и ты из Зазеркалья вернулась домой.
Что же может быть в жизни чудесней и проще
год от года всё гуще волшебная роща.
11 марта 2003 г.
1953 ГОД
"Только взгляд остался прежний. И голос..."
Лидия Чуковская
"Записки об Анне Ахматовой", 1953 год
Среди годов найдется ли страшнейший -
заледеневший, вымокший, опухший,
в бессилии застывший, прикорнувший,
где Бог велел или позволил - вдруг?
Среди годов отыщется едва ли
счастливейший - сияющий, веселый,
как солнце, искрометный, громогласный,
такой, чтобы навеки - навсегда.
Какая жалость - жить по воле рока.
Какая радость - всё-таки дожить.
И только крупный, словно школьный, почерк
совсем на прежний - юный - не похож.
На тот - стремительный, витиевато-страстный,
изогнутый, порывистый, дрожащий,
спешащий вдаль, цепляющийся хватко
за буквы, выходящие из тьмы.
Все - там.
А здесь - уверенная подпись.
И бронзовые строки переводов.
И только голос - словно издалека -
такой - к чему бы это? - молодой...
13 марта 2003 г.
***
...И звон колокольный, слетевший сюда,
на эти пески и на эти маслины -
короткий и длинный,
короткий и длинный -
что азбукой Морзе пророчит судьба?
Услышь меня. Господи, пусть не звонит,
из памяти вырви, что прожито было,
пускай мое сердце свое отболит
и чтобы не маялось,
чтобы не ныло.
Нет сил уже, звон этот слыша, терпеть.
Гляди: над землей меркнут сполохи света.
О чем же тоскует так звонкая медь,
что ей ни прощенья, ни отдыха нету?
13 марта 2003 г.
|